"Елена"Режиссер - Андрей ЗвягинцевВ ролях - Андрей Смирнов, Надежда Маркина и др.Сюжет: История пожилой семейной пары - Елены и Владимира. Богатый и скупой муж относится к Елене скорее как к служанке. У обоих есть дети от первого брака: у Елены - сын, у Владимира - дочь. Ее сын - безработный, который не может прокормить семью: они живут только на деньги, которые дает Елена. Дочь Владимира - богемная девица. Владимир попадает в больницу с сердечным приступом. Выйдя из больницы, он объявляет, что решил изменить завещание - все деньги получит его дочь, а женщине достанется лишь небольшая пожизненная рента, и она не сможет помочь сыну. Скромная и послушная Елена решается на отчаянный поступок.                                                    ***Премированная второстепенным призом второй по значимости каннской программы "Елена" Андрея Звягинцева вполне могла составить достойную конкуренцию объемным высказываниям Малика и Триера в основном конкурсе. Однако минимализм российского режиссера не вписался в барочность, заданную мэтрами, что и отправило Елену в "Особый взгляд". Новый фильм Звягинцева - как раз именно тот фильм о современной России, который так ждут рафинированные Канны. Беда в том, что именно это высказывание ждали от кого-то другого, а автору, обласканному Каннами "Изгнания", выполненного в стилистике Тарковского, отборщики не смогли простить такую неслыханную дерзость.И правда, если вычесть обязательную растиражированную символику грядущего апокалипсиса в виде черных ворон Тарковского с непременной шуткой про мертвую лошадь, то Звягинцев следует по тропе, протоптанной Сокуровым в недавней "Александре", отказываясь от вневременных духовных сюжетов в пользу исследования физиологических процессов "с душком", безвозвратно прошедших фазу надлома.Владимир и Елена живут вместе уже десять лет, составляя необычный даже по меркам России мезальянс. Их жизнь разлинована и распределена по часам внутри богато обставленной квартиры. Владимир смотрит по телевизору футбол, Елена – шоу Андрея Малахова. Впрочем, даже по первым кадрам становится понятно, что это затишье перед бурей. Грядущий апокалипсис по Звягинцеву описан скупыми фразами, в подчеркнуто минималистичной манере с долгими планами щемящего безмолвия, в которые врываются надрывные скрипки из третьей симфонии Филиппа Гласса, дабы показать бездонность и "стрессоустойчивость" черной дыры. Затяжное пике в библейских красках. "И последние станут первыми". Новозаветная догма из Евангелия от Матфея эхом отражается в пустоте бездуховности начала XXI века.Звягинцев жирным шрифтом подчеркивает рассерженность молодых и злых режиссеров новой российской волны, во многом придуманную искусственно, чтобы как-то привести высказывания 40-летних к единому знаменателю. Однако "Елена" лишена их инфантильности и боязни частных страхов, вроде злобных милиционеров, показывая гигантскую пропасть между нашими и вашими, быдлом и небыдлом. Самое страшное, что упрекнуть Звягинцева в показной пафосной революционности невозможно, поскольку статика нынешней действительности, зафиксированная его постоянным оператором Михаилом Кричманом, окончательно застыла в монументе. Только для властьимущих (по косвенным признакам можно предположить, что Владимир в прошлом был силовиком) это некрополи современно упакованных домов, а для остальных – стандартные коробки хрущевок, по иронии судьбы из временных жилищ ставшие могильниками надежд и судеб.Для Звягинцева рокировка классов не приведет к коренным изменениям, которые  невозможны внутри разлагающегося трупа. Это словно застывший фрагмент из древнегреческой трагедии, оставленный в назидание потомкам, как описание быта варваров, делящих остатки былой роскоши. Низы, подобно орде полуголодных крыс, томятся в ожидании вожака, который проложит путь к кормушке. Верхи, как всем довольные, погрязли в гедонизме и пороке. Будущее для всех туманно – сын Елены инфантилен по причине лени и нежелания развиваться, дочь Владимира - из-за того, что вся жизнь за нее прожита заранее. Обоим нужны лишь внешние атрибуты проходящей мимо жизни – деньги, квартиры, алкоголь.Мягкая и добрая Елена, чья внутренняя сущность никогда не даст ей оторваться от корней, совершает во многом вынужденное злодеяние без мысли о том, что природа ее поступка аморальна по сути. Для Елены это шанс восстановить некую высшую несправедливость, вычеркнув из уравнения социальную составляющую, которая делает человека тем, кто он есть. И дело не в том, что на поступок женщины влияет заскорузлая действительность (Звягинцев сводит чернушно-показушные моменты к минимуму). В бытовой логике Елены заключено единственное и "здравое" зерно – всем нужно делиться. По справедливости, вне зависимости от способностей и умений. А если не отдадут, то забрать силой. Личный апокалипсис, когда жить по вере и убеждениям уже нельзя, а выть по-волчьи еще толком не получается.Между женщиной и ее мужем целая пропасть, несовпадение мировоззрений, симулякр (а на самом деле моделирование) отношений хозяина и прислуги, отчего у последней формируется чувство ущербности и обделенности. Сознание советской системы, которая пока что упирается, сопротивляясь этике нового времени, где становится сильнейшим лишь тот, кто вовремя может сожрать другого и забрать все под себя. Парадокс, но к этому же приходит и Елена, чьим долгом как сестры-сиделки является забота о тех, кому необходима помощь. Трансформация пусть и незаметна сразу, появляется не на пустом месте, и становится неожиданностью только для тех, "кто живет, под собою не чуя страны". Для многих остальных это стало частью обыденного сознания. Тем более что совковость остается лишь на территориях заброшенных заводов, полуразрушенных домов и новых псевдогостиниц с псевдосервисом.Все изменятся, никто не останется прежним. Об этом нам с конца восьмидесятых прозрачно намекали умницы Абдрашитов и Миндадзе. Звягинцев, как схожий с ними по духу интеллектуал, лишь оформил неясные страхи в ритме библейского крещендо, выраженные у дуэта техногенными катастрофами. Нынешняя катастрофа даже на языке искусства по природе социальна. Со вставками из телешоу и "Нашей Раши". Или у российской лакуны все же нет границ?