Владивосток, ИА Приморье24. Десятый фестиваль «Меридианы Тихого» стал местом мировой премьеры очень непростого и крайне неоднозначно воспринятого публикой фильма «Мать Мария, секс и смерть».

Во время показа зрители, можно сказать, разделились на два лагеря: одни уходили из зала едва ли не через 10 минут после начала, другие зачарованно смотрели до конца и бешено аплодировали…

Режиссер фильма Рейнсфорд в течение длительного времени снимал на пленку свою смертельно больную мать. Эти тяжелые кадры стали основой ленты… В фильме заняты как профессиональные актеры, так и несколько обычных людей.

- Актриса Мэри Салем – очень известная австралийская актриса, - рассказывал Рейнсфорд, - она играет саму себя. Когда моя мать умирала, она помогала мне заботиться о ней. И, соответственно, она хорошо  понимает, что такое боль. Крис Уоллас – один из тех, кто не играет сам себя. Точнее, он играет меня. Это решение пришло во время создания фильма. Крис работал со мной в течение восьми лет в моей театральной компании. Я выбрал его сознательно, потому что он знал меня, мои чувства, чем я дышу, мог сыграть мои эмоции. Того мужчину, с которым Мэри занимается сексом на пляже, Мэри выбрала сама. Среди обычных людей. И да, предвосхищая ваши вопросы, они занимаются реальным сексом. И есть в фильме еще один герой – моя мама. Я снимал ее последние дни…

- А ваша мама знала, что вы снимаете ее?

- Я не думал, что буду делать фильм о последних днях своей матери. Изначально я просто снимал ее, но в конце концов я  спросил, могу ли я использовать эти съемки и она согласилась. Есть один момент, который я никогда не забуду…  Она спала больше суток, проснулась, увидела все камеры вокруг и сказала: одна вещь расстраивает меня – то, что я не смогу увидеть финальный вариант этого фильма.

- Верите ли вы жизнь после смерти?

- Да. Я очень духовный человек и некоторые события моей жизни показали мне, что что-то движет нами вне нашего тела. Я не приверженец определенной религии, но у меня большой опыт соприкосновения со смертью. И я осознанно понимаю, что есть что-то вне тела. Мой сын умер, когда я снимал этот фильм. От лейкемии. Его звали Антуан. Он был маленький мальчик и пять лет страдал от тяжелой болезни. Я в течение пяти лет наблюдал его борьбу за жизнь, восхищался силой духа… После его смерти он часто посещал меня…

- Почему людей так расстраивает смерть, ведь мы знаем, что она нас ждет…

- Это серьезный вопрос. Есть простое слово «страх». Человек старается оградить себя от страшного. И в нашем мире столько табу, что даже на обсуждение смерти оно негласно распространяется… Мы ограждаемся от этого, вместо того, чтобы позволить красоте, боли и скорби прийти в нашу жизнь и наслаждаться старением, приближением к смерти. По-моему, это большая ошибка. В моем фильме две женщины – моя мать и Мэри – сняты обнаженными. Есть сцена, где обнаженная Мэри моет мою мать. Пожилая и молодая женщины. Два разных тела. И они одинаково красивы. И я хотел бы, чтобы мой фильм разбил все ограничения, все табу. Если мне это удастся, я очень рад.

- Не хотите ли вы снять фильм, основываясь на неком позитивном опыте?

- На контрасте сработать, снять комедию? Я заинтересован в искусстве, но не в мэйнстриме никак. Я хотел бы найти те элементы человеческого бытия, которые могут разбить барьеры и открыть новое восприятие жизни у зрителей. Сделаю ли я второй фильм? Не знаю. Куда больше я уверен, что хочу вернуться во Владивосток. Как мне нравится слово «Владивосток», оно звучит так же музыкально, как Касабланка, Лос-Анджелес…

- Цветовое решение фильма очень необычно…

- Это очень интересный психологический момент, касающийся цветового решения. Я, конечно же, не первый человек, который использовал и цвет, и черно-белое решение. Просто черно-белое выражает нечто бессознательное в фильме. Мое решение показать черно-белые сцены было отголоском решения привести зрителя в бессознательный мир.

- Расскажите о других своих работах…

- Это мой первый полнометражный фильм, который я полностью осознал. В прошлом я делал больше экспериментальное кино, авангард, смесь мультимедиа и документалистики, мне это было очень интересно. Думаю, что моя работа – документалистика с налетом личного опыта. Я снимаю себя. Мне это интересно. Думаю, что личный жанр – это новая форма развития кино. И я не пытаюсь заставить людей  думать, я пытаюсь распахнуть глубину их чувств. Вывести наружу те чувства, что скрываются внутри.

- Люди уходили с вашего фильма буквально через 10 минут после начала. Вы считаете премьеру успешной?

- Да, конечно. Для художника важно вот что: после премьеры, после того, как мы вышли из кинотеатра, люди – зрители – стояли на крыльце, ждали меня и больше часа задавали мне вопросы. Некоторые плакали. Прошлой ночью в зале были и те, кто не мог понять этот фильм, потому они и ушли, но другая часть так прониклись лентой, что буквально восприняли ее сердцем. Так что еще раз да. Для меня премьера была успешной. Было много тех, кто никогда ранее не видел подобного фильма, но уверяю вас – на следующем фестивале они будут уже искать именно такие ленты.

- Почему премьера именно во Владивостоке?

- Я долго выбирал и мог показать фильм на любом другом фестивале, например, в Испании. Но что-то глубоко в сердце тянуло меня сюда. Я не могу это объяснить, но знаю, что принял правильное решение.