"Мыс Гамова" - книга, в которой было предсказано нападение акул на приморцев

Обсудить книгу и оставить свои пожелания можно в комментариях. Приятного прочтения!

                                                    ГЛАВА 19

В километре от берега, на траверзе далеко уходящего в море мыса, в морских волнах, словно огромные, черно-белые поплавки, качаются приплывшие поближе к знакомому берегу косатки. Их семь: двое взрослых, два четырехметровых «малыша» и три дельфина средних размеров. Это семья, основу которой составляют те дельфины, что воспитывались на мысе Гамова. Приплыв сюда рано утром, они уже несколько часов ныряют между скалами. Чайки, сидящие на камнях, сопровождают их плеск и фырканье возмущенными криками.

Вожаки стаи, отплыв в сторону, дремлют на поверхности воды, обняв друг друга похожими на лопасти гигантского винта ластами. Изредка то одна, то другая косатка чуть шевелит хвостом, выправляя дрейф так, чтобы морское течение не поднесло их чересчур близко к торчащим неподалеку рифам.

Остальные дельфины то ли охотятся,  то ли развлекаются.

Построившись в шеренгу, с интервалом в полтора метра, три косатки средних размеров, взбив пену с верхушек волн, разгоняются и, как по команде, взлетают в воздух. Повиснув, подобно черным, с белыми пятнами камуфляжа, дирижаблям, над поверхностью моря, они спустя секунду, вздымая вокруг себя тучи брызг, падают обратно и исчезают с поверхности воды.  Вид вылетающих из воды шестиметровых тел может потрясти любого зрителя, прежде не видевшего таких упражнений. Но дельфины выбрали для своих буйных игр самое защищённое из всех возможных на окружающей территории убежище. Косатки находятся не только  за чертой заповедника, но и вообще за государственной границей России. Здесь, среди торчащих, словно зубы дракона, скал начинаются территориальные воды Северной Кореи. Это самое недоступное на всем побережье место, тут ни люди, ни прочие обитатели прибрежных вод не могут потревожить отдыхающих хозяев моря.

Молодые косатки, сделав несколько кругов возле родителей, меняют тактику и приступают к исследованию  акватории расположенной за грядой рифов бухты. Следуя друг за другом, они зигзагами обходят площадь в радиусе двух километров. Где они находятся можно определить по столбам мелких брызг, которые они выбрасывают вверх на метр-полтора, по очереди поднимаясь на поверхность. Впрочем, даже не вглядываясь в морскую даль, район их нахождения легко определить по звукам, которые они издают. Стоит косаткам всплыть, как окрестности оглашает громкий вздох, напоминающий выхлоп пара, выброшенный под давлением через клапан: пуф-ф, пуф-ф! Воздух над дельфинами тут же наполняется мельчайшими каплями воды, исторгнутыми из лёгких через расположенные на затылке  дыхательные отверстия. После того, как они опять уходят под воду, над морем долго стоит специфический запах мускуса и своеобразного, состоящего из «аромата» полупереваренной рыбы и желудочного сока «перегарчика», который они при выдохе выбрасывают в атмосферу вместе с водой.

Две юных косатки, держась на расстоянии двух-трех сотен метров от взрослых, не принимают участия в забавах. Кружась у поверхности, они то и дело, сойдясь лоб в лоб, толкаются головами –  бодаются. Вот они вспоминают о родителях и решают, что пришла пора их потревожить. Проплыв пару раз под брюхом у взрослых, они резко разгоняются и синхронно перепрыгивают через них. Эти кульбиты сопровождаются фырканьем и плеском. После нескольких таких прыжков взрослые, поняв, что расшалившаяся молодежь все равно не даст отдохнуть, расцепляют плавники и расходятся в разные стороны. Продрейфовав параллельно, они вдруг по очереди шлепают хвостами и, взрезав поверхность воды спинными плавниками, уходят  на глубину.

Со стороны, может показаться, что дельфины заняты лишь игрой. Но на самом деле ни одна из косаток ни на миг не забывает про еду.  Время от времени то один, то другой дельфин делает резкий рывок в сторону и, щёлкнув пастью, проглатывает обнаруженную с помощью эхолота добычу. Им без труда удается поймать местную разновидность кефали – пиленгаса, вынесенного течением в море жителя  мелких прибрежных лиманов и проток змееголова или похожего на брусок жидкого серебра тихоокеанского лосося - кету.

Находиться в этом районе косатки собираются долго: их никто не беспокоит, пищи вокруг полно, так почему бы не поплавать в свое удовольствие? Но вдруг, словно получив приказ, все дельфины разворачиваются и, держась веером, как эскадра парусных кораблей, направляются в сторону зыбко дрожащего в полуденном мареве острова у самого горизонта.

Возле острова, зайдя за мыс, чтоб не болтала набегающая с открытого моря волна, стоит небольшой катер. На корме его, опустив за борт алюминиевый шест, сидит человек. К концу шеста привязан микрофон с круглой, непропорционально большой мембраной. От него тянется вдоль борта экранированный в черную резину шнур, конец которого присоединен к пластмассовой коробке. На боку ее дергаются в такт друг другу два стрелочных индикатора.

Прикрыв свободной рукой глаза, чтобы защитить их от солнца, он внимательно осматривает поверхность моря, разыскивая среди волн знакомые силуэты. Наконец вдалеке появляются черные плавники, и лицо человека озаряет широкая улыбка. Так искренне люди обычно улыбаются, неожиданно встретив друга детства или услышав чрезвычайно приятную для себя новость.

Обнаружив косаток, человек вынимает из воды свой импровизированный акустический прибор и нажимает кнопку на верхней панели черного ящика. Дернув в последний раз стрелками, индикаторы замирают. Пока Хинкель укладывает свое оборудование, расстояние между катером и дельфинами сокращается до минимума. Двое из них высовывают головы около самого борта судна.

Покачивая тупыми, покатыми лбами вожак стаи и его подруга, подойдя вплотную к борту, смотрят на Хинкеля. Остальные косатки, сбившись в тесную группу, кружат неподалеку. Если сравнить их поведение сейчас с тем, что они делали совсем недавно, то сразу заметно, что дельфины, только что беззаботно прыгавшие по волнам, ведут себя весьма необычно. Теперь они больше напоминают не стаю хищников, рыскающих по морю в поисках добычи, а группу студентов, прибывших на собеседование или экзамен. Пока родители находятся возле катера, обмениваясь ультразвуковыми сигналами с человеком, остальные, цепляя плавниками друга, плавают вокруг. Время от времени они все разом вдруг начинают шлепать ластами по воде, то ли пытаясь привлечь к себе внимание, то ли просто изображая крайнюю степень волнения.

Но взрослым не до них. Сблизившись вплотную, так что морды дельфинов чуть ли не тычутся в лицо человека, они пристально смотрят в глаза друг другу и будто бы пытаются что-то сказать: дельфины – издавая щелкающие и свистящие звуки, а человек – шепча по слогам короткие слова.

Так продолжается чуть ли не час. Наконец профессор шлепает ладонью по воде, отходит прочь от борта, одевает акваланг и прыгает в воду. Косатки обступают его с двух сторон и, голова к голове, следуют рядом с пловцом, словно продолжая разговор, который они только что вели наверху. Два огромных дельфина и человек медленно кружатся возле катера.

Кажется, они не просто плавают, а разгуливают по огромной аудитории, в которой пока никого нет. Но и дельфинам, и аквалангисту ясно, что это пустое пространство вот-вот заполнится новыми участниками, и они готовятся к встрече с ними, обсуждая что-то очень важное и понятное для обеих сторон…

«Прежде чем разобраться в том, чем отличается разумное существо от неразумного, стоит хотя бы попытаться понять, что такое собственно РАЗУМ?

Примем во внимание безжалостный процесс естественного отбора, тот природный «котел» в котором за миллионы лет сформировалась вся жизнь на Земле. Легко заметить, что сознание, а с ним и разум отнюдь не являются необходимым условием для успешного существования какого-либо вида животных. Можно даже утверждать определенно, что не вся активность мозга доступна сознанию, и для развития и продолжения жизни достаточно самой древней и, вроде бы, «примитивной» его части – мозжечка. Эта, наименее пока изученная часть мозга, обладающая по сравнению с остальными его долями наибольшей на единицу массы плотностью нейронов, способна производить весьма и весьма сложные действия вообще без какого-либо вмешательства сознания, используя для управления поведением организма исключительно инстинкты.

Те же акулы относятся именно к такому, успешно существующему на протяжении миллионов лет, виду существ. Они обеспечивают свое выживание и достаточно комфортное пребывание в этом мире лишь за счет абсолютно бессознательных механизмов управления. И, если исходить лишь из критериев целесообразности, то совершенно непонятно, зачем природа также создала и существ, наделенных сознанием, вроде нас или существующих рядом с акулами дельфинов?

Не иначе, как мы являемся ее экспериментом по созданию сознательных разновидностей мозга, то есть такой, новой для нее системы, которая управляет поведением живого существа? Экспериментом, судя по всему, успешным: и мы, люди, и дельфины, как представители разума, существующие каждый в своей среде, доминируем на планете. Но вот что не ясно: сможем ли мы, сознательные разновидности жизни, функционировать столь же успешно, и составить в продолжительной перспективе конкуренцию таким вроде бы  элементарным, но в то же время – идеально приспособленным к текущим «потребностям» жизни существам, как те же примитивные, обладающие лишь зачатками разума, акулы?

Из записных книжек профессора Хинкеля

Двадцатая глава - здесь.