Роман Колотухин - актёр и главный режиссёр Драматического театра Тихоокеанского флота – в интервью РИА VladNews рассказал, насколько сложно совмещать в себе две роли, почему он не боится ставить страшные спектакли и за что любит малую сцену.

- Роман, о вас очень мало информации в интернете, расскажите о себе!

- Я родился во Владивостоке, в пять лет меня увезли на Украину, я жил у бабушки в Херсоне. Там я пошёл в первый класс, потом родители меня вернули во Владивосток, здесь я пошёл во второй класс. Тогда и начал заниматься в драматическом кружке. В 1992 году поступил в Институт искусств на актёрское отделение к заслуженному артисту России Александру Запорожцу. В 1995 году, будучи студентом третьего курса, получил предложение, как и весь курс мастера, стать труппой Театра флота. И по сей день я работаю в этом театре.

- Получается, 24 года?!

- Был перерыв с 2010 по 2014, когда я уезжал из Владивостока и работал в Сибири - в Омском государственном драматическом "Пятом театре". Потом вернулся в свой родной театр в качестве актёра, и через год получил предложение стать главным режиссёром, это был конец 2016 года. Уже третий сезон я начал в качестве художественного руководителя театра.

- То есть вы совмещаете функции режиссёра и художественного руководителя?​

- Скажем так, художественная политика театра зависит от главного режиссёра. Есть ещё директор театра Гуртовой Виталий Александрович, и он мне помогает. Он сам говорит: "Я главному режиссёру ничего не запрещаю".​ На мой взгляд, театр должен быть направлен не на то, чтобы какие-то свои амбиции отстаивать, он должен быть для зрителей. Мне даже особых усилий не надо было, чтобы договориться с директором. И если такой альянс сложился, то он на благо театра. Театр развивается, появляются интересные спектакли, и это нравится зрителю. Я не для себя это делаю, я в детстве в солдатиков наигрался. А артисты - не солдатики. У меня, прежде всего, диалог со зрителем. Я выбрал какую-то тему, какая-то пьеса мне понравилась, и с помощью этой пьесы и артистов я могу со зрителем поговорить.​

- Как вам кажется, вы попадаете в этот зрительский интерес?

- Думаю, да. Это уже не робкие шаги в попытке договориться со зрителем. Мне кажется, что-то начинает получаться. Конец прошлого сезона показал, что интерес к Театру флота возобновился. Было время - с 1996 до середины двухтысячных, когда Театр флота был на слуху, был одним из лучших. Театр занимал определённую нишу, спектакли были интересные, труппа - сильная. Потом по ряду обстоятельств кто-то ушёл в другой театр, кто-то вообще ушёл из профессии, и с финансированием были проблемы. Наступило не самое лучшее время для нашего театра. В первый сезон моей работы были определённые сложности, пришлось восстанавливать репертуар. Я не буду говорить, что бывшее руководство развалило театр, но произошёл определённый коллапс.​ Спектакли были вроде и не нужны, можно было просто ездить по воинским частям и выполнять свою функцию. Мы всё-таки военный театр, и, да, есть определённая специфика.

Сейчас люди проходят мимо Дома офицеров, видят ремонт, заходят и спрашивают, закрылся ли театр. Нет, театр работает, и ремонт - это хорошо.

- Ремонт коснётся только фасада?​

- Ещё у нас появилась галерея, теперь перед каждым спектаклем люди видят хорошо украшенный зал, буфет. Это такие мелкие вещи, из которых театр тоже состоит. Приходит зритель на спектакль, видит кафе прекрасное, где перед спектаклем он может выпить кофе, вина или коньяка, чтобы расслабиться после рабочего дня и настроиться на позитив. Зритель может прямо в театре купить цветы артистам. Это нормальная, правильная эстетика. Люди приходят в театр, чтобы вырваться из будней, и самое главное, чтобы они почувствовали, что находятся в театре. Театр – это, прежде всего, зрелище. Мы пытается это зрелище людям дать.​ В театр ведь ходят современные люди, они хорошо одеваются, и они должны увидеть хороший продукт, они должны получить удовольствие. Дальше уже человек задумается о том, что у нас есть ещё интересного. В театре можно и отдохнуть, а можно прийти и посмотреть серьёзную вещь. Когда люди, которые ни разу не были в театре, попали на спектакль "Любовь людей", для них это был определённый шок. Это спектакль не для отдыха. Но меня, и актёров, и руководство театра радует, что билетов на этот спектакль уже нет. Здесь, наверное, и моя заслуга есть, и артистов. Зритель стал возвращаться.

- Вы сказали о специфике военного театра, но ведь репертуара военно-патриотического и нет?​

- Да, у людей почему-то мнение, что флотский театр – военный, и тут маршируют. У нас в театре работал режиссёр Андрей Бажин, и вот он начал с того, что ставил комедии, чем привлекал зрителя. Первый спектакль, который я поставил здесь как режиссёр, - тоже английская комедия "Чисто семейное дело" с тонким, не пошлым юмором, о ценностях, о любви, о семье.

Так что не обязательно петь патриотические песни. Мы - театр для людей. Матросы, офицеры, военнослужащие, это тоже, прежде всего, - люди.​ Специально ставить спектакль про Великую Отечественную войну не правильно. Я ставлю, если тема зацепила меня как режиссёра. Вот семь лет назад меня зацепила тема Хрустальной ночи (Хрустальная ночь, или Ночь разбитых витрин — еврейский погром по всей нацистской Германии, в части Австрии и в Судетской области 9-10 ноября 1938 года, осуществлённый военизированными отрядами СА и гражданскими лицами. – Прим. ред.), я семь лет вынашивал её и поставил спектакль "Ночь Гельвера" об уничтожении евреев, о душевнобольном парне. Это тоже военная тема, которая касается нас всех. О фашизме, о том, что с нами происходит, и даже о ситуации на Украине.​

- Эта постановка достаточно тяжёлая, как и «Любовь людей». Не боитесь ставить такие спектакли, которые, возможно, не все поймут и примут?

- Я не очень понимаю понятие элитарного искусства. Вот мне безумно нравится картина Сальвадора Дали, я могу долго на неё смотреть, но я ничего в ней не понимаю. Есть специально обученные люди, которые могут мне про неё рассказать, но я её воспринимаю эмоционально, то есть - нравится или нет. Если мне нравится, я начинаю интересоваться.

Меня предупреждали, что не каждый зритель захочет пойти на такой спектакль. Я изучал форумы, где мамочки пишут, что они про такое - концлагеря, уничтожение евреев - своим детям не рассказывают. Но это как прививки: люди их ставят и знают, что потом не заболеют. Большинство зрителей не знали, что, когда Гитлер пришёл к власти, была такая Хрустальная ночь, когда было официально разрешено не то, чтобы евреев убивать, дело не в них, а людей убивать. Вот это ужас! И это такие же люди, как мы с вами. Зрители, которые выдерживают этот спектакль от начала до конца, плачут. Вот для этого я такие спектакли ставлю, чтобы зрители в катарсисе от этой дикости, от этого ужаса уходили. Зачем такие спектакли, когда в жизни и так хватает плохого? Затем, чтобы этого ужаса в жизни было как можно меньше.

– В «Ночи Гельвера» вы ещё и играете. Как вы совмещаете эти две роли - актёра и режиссёра?

– Это сложно! Я снимал репетиционный процесс на камеру. И потом смотрел как режиссёр, как играет актёр Колотухин. Делал сам себе замечания. Но я эту идею вынашивал семь лет. Я понимал, про что играть. Я как будто со стороны мог на себя посмотреть.

В этом спектакле у меня очень талантливый партнёр Александра Пряха. И вот сейчас наступил момент, когда спектакль и персонажи развиваются самостоятельно, независимо от меня и от неё. Живут какой-то своей жизнью. Мы начинаем спектакль, я открываю глаза - и он закончился. То, что там внутри происходит, - это волшебство. Открываются какие-то вещи, о которых я и не подозревал в процессе репетиций. Мы ведь ничего не меняем, текст остаётся прежним. Время, мизансцены, персонажи становятся живыми. Такого волшебства в телевизоре не увидишь! Никакой Голливуд вам этого не даст, только живое искусство.

Этот спектакль мы решили перенести на малую сцену, 2 ноября будет первый показ. Малая сцена - это пространство для какого-то интимного разговора, когда спектакль играется практически на коленках у зрителя. Когда зритель сидит на 25 ряду, попробуй до него докричаться, когда ты шёпотом какие-то вещи очень важные говоришь. А по-другому нельзя. Как в песне поётся: тишина - это самый громкий крик. Бывает, приходят люди настолько зашоренные от жизни, проблем, надуманных мыслей, что они даже эту тишину не слышат, этот крик. А на малой сцене есть возможность спокойно разговаривать с людьми, это их больше трогает. Я сам это испытывал, находясь на малой сцене, - как будто в замочную скважину смотришь на то, как люди живут, как любят, умирают, ссорятся, ругаются, убивают друг друга. Вот это цепляет, когда зрители становятся соучастниками.

- А вы сами ходите в театр?

- Да, но не часто. Бытует мнение, что режиссёрам не надо ходить и смотреть чужие спектакли, и артистам не советуют. Когда у меня на руках появилась пьеса "Ночь Гельвера", я был в Санкт-Петербурге на фестивале, и мне предложили посмотреть спектакль по этой пьесе. Но у меня было так много своих мыслей, что я, чтобы их не отпугнуть, не пошёл. Понимаете, это такая интимная вещь...

А вообще я считаю, что нужно ходить на хорошие спектакли. Я три года назад был на спектакле "Утиная охота", мне очень нравится эта пьеса Александра Вампилова. И я мечтал, как и любой артист, сыграть роль Зилова. Это такая классика, это определённая молитва. И вот я пошёл, посмотрел и понял, что я опять хочу ставить спектакли как режиссёр.

Мне нравится смотреть спектакли других режиссёров. У них другой язык, другой взгляд. Очень важно не повторяться. Когда я смотрю, я проверяю себя, есть ли у меня свой язык, свой почерк режиссёрский. То, что я вижу между строк. То, о чём спектакль, о чём хочет сказать режиссёр. Мне нравится смелость молодых современных режиссёров. Ну, когда это без фанатизма. В театре поставить можно всё, кроме пошлости и скуки. Вот я тоже не терплю ни пошлости, ни скуки в театре. Может быть, поэтому сейчас театр и восстаёт из пепла как птица Феникс.

– Сейчас вы довольны составом труппы? Или ещё кого-то хотите пригласить?

– Недавно к нам пришла молодая актриса из Севастополя. Есть два актера из Омска, ждут приглашения, решения квартирного вопроса. Так что труппу я, конечно, собираюсь пополнять. У нас достаточно уже опытные все, немолодые. Чтобы репертуар как-то увеличивать, ставить больше спектаклей, нужны молодые артисты.

– А какие планы, что будете ставить?

- Мы планируем внести что-то новенькое в нашу деятельность. Например, общение со зрителями после спектаклей на малой сцене. Сейчас репетируем на малой сцене спектакль по пьесе Мартина Макдоноха «Сиротливый Запад». Ровно десять лет назад он был поставлен в театре и незаслуженно, на мой взгляд, снят с репертуара, не проработав даже сезон. Я единственный, кто остался из тех, кто тогда работал в этом спектакле. И вот мы с режиссёром Сергеем Руденком решили его возобновить. Сергей за десять лет изменился, я изменился, мир изменился. Но есть определенные ценности, которые не меняются, и вот мы вернулись к этой пьесе.

Ещё ко Дню театра я планирую премьеру спектакля по пьесе Николая Коляды «Баба Шанель». Там шесть женских ролей и одна мужская. Это такой своеобразный эксперимент, дань почтения нашим взрослым актрисам. Героиням этой пьесы – 90, 80, 75 лет. Самая молодая - 55-летняя.

- Это комедия?

- Да, больше, наверно, комедия. Но, знаете, у Гоголя «Женитьба» и «Ревизор» - тоже комедии, а не всегда смешно, смех сквозь слезы. Это просто хорошая драматургия, которая мне нравится. У нас сейчас не так много в театре комедий. Но было время, когда одни комедии ставили. И по телевизору ничего не показывали, кроме «Кривого зеркала». Вот эта каша сладкая, которой кормят, а она изо рта уже вываливается, и ты не понимаешь, смешно ли это вообще, просто по инерции люди смеются. Ещё и за кадром нам смех этот подкладывают, то есть объясняют, где мне смеяться. Я категорически против этого. Я за комедии, но я к этому отношусь очень скрупулезно.

Звонят режиссёры из других городов, предлагают пьесы, и большинство - это комедии. Появился интерес к нашему театру и у зрителей, и у режиссёров. Потому что мы сейчас на слуху, в Москву съездили, и ещё раз в ноябре летим туда со спектаклем «Любовь людей».

– За «Ночь Гельвера» вы получили «Серебряный витязь», это очень достойная награда. Вообще награды фестивалей вам важны?

– Награды всегда полезно и приятно получать. Это определенная оценка. Люди в жюри сидят не с улицы – это серьезные критики, которые отсматривают до тысячи спектаклей в год. И это возможность показать свой спектакль людям с другим менталитетом.

Театр флота за последние два года постоянно принимает приглашения на различные фестивали. Это приятно вдвойне, потому что одно дело, когда театр просится на какой-то фестиваль, и совсем другое - когда нас желают видеть, когда у нас есть возможность выбирать из множества предложений.

В марте нас приглашают в Челябинск со спектаклем «Ночь Гельвера» на международный фестиваль. И привезти хотят не комедию, а что-то такое тяжелое и страшное. Когда в Москве увидели этот спектакль, руководитель челябинского театра конкретно сказал: «Я хочу, чтобы люди в моем городе на фестивале увидели именно эту постановку». Просто о чём-нибудь - неинтересно. Интересно конкретно про людей и для людей. Когда мы возили этот спектакль в Москву, играли его в «Театре на Покровке» для 82 человек, я помню, какая радость была на лицах людей. Билетов не достать. Вот там почему-то люди идут на такие спектакли, как «Ночь Гельвера» или «Цветы для Элджерона» в РАМТ (фантастическая история о парне недоразвитом, которому сделали укол, и он начинает развиваться, доходит до состояния ума Нобелевского лауреата. Трагедия в том, что такой умный он никому не нужен, у него возникают проблемы с обществом). Полный зал на 500 мест, билетов не достать! Там это принято, люди развиваются.

- А у нас - нет?

- Не знаю, во Владивостоке другая публика. И дело не в том, что мы где-то на отшибе. Люди у нас образованные есть. Где бы я не находился, я всегда с уважением отношусь к тому месту, где работаю. Я не считаю, что наш театр - провинциальный. Может быть, мало спектаклей, которые могут чему-то научить, помочь зрителю какие-то проблемы решить, какие-то комплексы искоренить? Может быть, функция театра в этом? Мы должны занимаемся своим делом: актёры - играть, а режиссёры – ставить. Но мы должны понимать, о чём играем и о чём ставим. От таланта и профессионализма актёров и режиссёров зависит и результат - отклик в сердцах у зрителей. Вот это и есть искусство. Нельзя же специально что-то снять для «Оскара», понимаете? Надо просто честно делать свою работу, стараться, чтобы было интересно, чтобы люди шли в театр. Мы всех приглашаем, и я, как главный режиссёр, обещаю, что зрителям не будет скучно, что мы будем делать для них настоящий театр!

Мария Стеблянко