"Мыс Гамова" - книга, в которой было предсказано нападение акул на приморцев

Обсудить книгу и оставить свои пожелания можно в комментариях. Приятного прочтения!

                                                      ГЛАВА 14

Подержанный, но еще в приличном состоянии, «Мицубиси Паджеро», ревя мотором взбирается на перевал. В Приморье уже наступила осень, но здесь, на самом восточном рубеже России лес еще свеж и зелен. Лишь начавшая желтеть по склонам сопок трава напоминает, что и сюда скоро придет зима.

Чадя в низкое, затянутое тучами небо черным, вонючим дымом, вниз от вершины перевала простирается большая, площадью в несколько гектаров, свалка. Лет десять назад сюда, в глубокий овраг в седловине между сопками с проезжающих машин стали сбрасывать мусор. В результате в лесу образовалось заполненное отходами человеческой жизнедеятельности пятно, по которомуу, подобно привидениям, двигаются одетые в робы грязно-песочного цвета тени. Некоторые из этих странных фигур, присев на корточки, копаются в кучах отбросов, вытаскивая из хлама и складывая в мешки рваные целлофановые пакеты и пустые пластиковые бутылки. Другие, перемещаясь среди клубов дыма, словно запрограммированные на выполнение определенного вида деятельности роботы,  собирают добычу в рваные пластиковые мешки и тащат их к низкому, сбитому из рубероида и фанеры строению.

- Что это? – глядя на эту картину, похожую на декорацию из фильма о будущем человечества в период «ядерной зимы», спрашивает у Зураба Хинкель.

- Люди, - усмехается тот. - Китайцы. Пластмассу добывают.

- Какие же это люди? - с ужасом смотрит на территорию свалки профессор. – А где они живут?

- Там, - показывает на сколоченный из строительных отбросов барак Зураб. – Ты зря, профессор, тут хороший бизнес. Их капитан за каждого «кули», который в мусоре копается, милиции сто баксов отстегивает. Еще кормит их, деньги за работу платит. Прикинь, какие они доходы с этой помойки получают. Думаешь, зря, да? Все равно никому не нужно…

- Я по этому поводу вообще ничего не думаю, - пожимает плечами Хинкель. - Я этого просто не понимаю.

- Не расстраивайся, - скалит зубы Зураб. – Тут еще хуже места есть. Надо тебе эту дрянь смотреть?

Словно в подтверждение его слов в тот момент, когда джип, огибая поворот, замирает на месте, из запорошенных желтой пылью придорожных кустов внезапно возникает на обочине дороги человекоподобное существо.  Одет этот, похожий на живущую в джунглях Африки обезьяну, гражданин в рваные, с торчащими наружу пальцами, резиновые сапоги и засаленное,  наброшенное на голое тело, пальто. Не обращая внимания на машину, он подбирает валяющуюся в кювете пустую бутылку и, зыркнув исподлобья по сторонам, нет ли поблизости конкурентов, прячется обратно в кусты.

«Паджеро», выплюнув из выхлопной трубы клуб дыма, наконец, преодолевает подъем. Профессор, еще раз окидывает взглядом свалку с копошащимися в кучах мусора тенями, лес, где только что исчез еще один обитатель этого странного места, и, как видение из чужой, потусторонней жизни, помойка исчезает за поворотом.

- Долго нам еще ехать? – спрашивает он у Зураба.

- Сильно хочешь посмотреть, кто девушка кушал? - смеется тот.       

- Ты не представляешь, как я хочу в этом разобраться, - кивает профессор.

- Почему думаешь, что это акула? – дернув руль, чтоб объехать лежащий на дороге камень, спрашивает Зураб.

- А кто еще? – пожимает плечами Хинкель. – И это уже не первое нападение. Похоже, она обитает в этом районе постоянно.

- Скажи, зачем ей людей кушать?

- Она может напасть на любое живое существо, которое окажется в ее поле зрения. Иногда большая белая даже не ест свою жертву, просто вырывает из ее тела кусок, и уплывает прочь.

- Я такой человек видел, - секунду помолчав, произносит Зураб. - Раньше нормальный был. А когда вся семья, жена, дочь убили, бешеный стал. Никого не слушает, только убивать хочет. Объясни, почему акула такой? Я же ее не трогаю?

- Зураб, ты хочешь, чтобы я тебе лекцию прочитал по поведению акул? - смеется Хинкель. – Тебе это разве интересно?

- Ты меня знаешь, я любопытный, – кивает чеченец. – Саид говорит зря, если много думать, быстро убьют. А мне хочется понять - почему, зачем? Игорь Соломонович, ты пописать не хочешь? – тормозит он у обочины.

Пока, отойдя за джип, Зураб поливает придорожную траву, Хинкель, глядя на окружающие сопки, о чем-то думает. Он отдает себе отчет, кто он такой и чем занимается, но, тем не менее, испытывает к молодому чеченцу явную симпатию. Еще в начале восьмидесятых, когда он заведовал лабораторией в секретном научном «ящике», ему понравился молодой солдат, прибывший  служить на военную базу из городка на Кавказе со странным названием Ножай-Юрт. В части нового бойца невзлюбили, и командир охотно откомандировал  строптивого «абрека» в помощь науке. После казармы, где каждого из вновь прибывших солдат, если он осмеливался возражать дедам, тут же пинали в пах, или били по физиономии лаборатория, куда привел его Хинкель, показалась Зурабу раем. А день, когда профессор в очередное увольнение (уходить с территории базы было нельзя, а делать в ее окрестностях, сколько ни придумывай себе занятие, тоже нечего) пригласил его к себе гости, запомнился ему на всю жизнь. Его встретили как уважаемого человека, посадили за стол, накормили вкусным борщом. Он посмотрел по телевизору концерт, и потом (после того, как Игорь Соломонович позвонил начальнику караула и объяснил, где находится рядовой Ямодаев) уложили спать на веранде. Именно тогда, отдыхая на мягком диване под теплым, не воняющим чужим потом одеялом, Зураб поклялся, что, когда станет богатым и сильным, он всегда будет помогать таким людям, как профессор. И вот, обещание сбылось. По его просьбе Саид, когда они еще только начинали тут свой бизнес, помог Игорю Соломоновичу. А теперь профессор должен помочь им разобраться в том, что происходит. На прошлой неделе опять исчез в море еще один водолаз…

- Поехали, - плюхается в обтянутое пятнистой леопардовой шкурой сиденье джипа чеченец. – Расскажи, почему этот акула такой агрессивный?

- Акулы среди других позвоночных - одни из самых древних обитателей Земли. За сотни миллионов лет им довелось столкнуться с самыми разными формами жизни Их все ели, и они всех ели. Эволюция, с помощью которой развивается жизнь на нашей планете, отнюдь не гуманный процесс, -  начал объяснять профессор. - Акулам пришлось бороться за место под солнцем рядом с сильными и безжалостными противниками. Ведь они никогда не являлись, в прямом смысле этого слова, владычицами морей, а были добычей для других пожирателей плоти. Очень долгое время им пришлось жить и добывать себе пищу в окружении громадных ящеров, которые в то время в изобилии населяли океаны. Некоторые из этих древних ящеров даже специализировались на поедании только акул, как, например, живущий в Антарктиде тюлень, морской леопард,  питается исключительно пингвинами.

- Как можно съесть такой большой акул, как тот, который девушка скушал? – удивился Зураб.

- Акула, которая напала на девушку, вряд ли превышает размером шесть метров. Вес ее, в лучшем случае, полторы тонны, - засмеялся Хинкель. - Для нас это гигант. А двадцать пять миллионов лет назад это был малек. Когда вернемся, я покажу тебе фотографию зуба современной белой акулы рядом с клыком ее дальнего родственника, мегаладона. Судя по останкам, которые обнаружили в Калифорнии при раскопках горы Шарк Хилл, размер отдельных особей доисторических акул достигал в длину тридцати метров.

- А кого он сам кушал, этот большой акула? – посмотрел на профессора Зураб.

- Всех! Китов, тюленей, но, в первую очередь, своих ближайших родственников, других акул. В США, в Парк-Каунти, при раскопках удалось обнаружить целое «панно» из останков. По тому, как они были разбросаны, удалось воссоздать картину гибели этих древних акул. Высокий прилив или цунами загнал их в неглубокий водоем, отделенный от остального моря песчаной грядой. Там они плавали некоторое время, питаясь попавшими вместе с ними в эту ловушку рыбами. А затем самая крупная акула, предок нашей большой белой акулы, вдруг набросилась на остальных представительниц своего вида. Она уничтожала их вовсе не с целью утолить голод, так как своих жертв почти не ела. Разорвав одну, она тут же гналась за следующей, перекусывала ее пополам и начинала охотиться дальше. То, что все они были пищей, которой она могла питаться еще долго, эту акулу абсолютно не волновало. Ей хотелось лишь одного: убить их!

- Как об этом узнали? Что он всех один скушал?

 - Случилось землетрясение, и лагуну, где бесчинствовала эта взбесившаяся древняя акула, завалило илом. Все там осталось лежать так, как оно было в тот момент, когда произошел катаклизм. Сегодня акулы населяют все моря и океаны, Правда мегаладон, самый крупный представитель этого вида, исчез около двух миллионов лет назад. Но этот доисторический монстр оставил нам похожего на себя наследника - большую белую акулу.

- Косатки твои тоже акул боятся? – внимательно посмотрел на профессора Зураб.

- Ха! На вопрос, что произойдет, если косатка встретит в море большую белую акулу,  есть только один правильный ответ: она позавтракает. Или пообедает – в зависимости от времени суток. Но ведь акул в океане гораздо больше, чем всех других живых существ. В тропиках, в полярных льдах, везде, где бы мы ни заглянули под воду, мы обязательно обнаружим акулу. И, будь уверен, если она будет иметь такую возможность, то захочет тебя съесть.

-Ты чего смеешься? – с удивлением посмотрел профессор на водителя джипа.

- Вспомнил, как ты меня бутербродами с копченой колбасой кормил, - улыбнулся чеченец. - Ее тогда только по карточкам давали. А ты говорил: кушай, Зураб, ешь, сколько хочешь.

- Нашел, что вспоминать! – усмехнулся профессор.

Джип въезжает в поселок, застроенный одинаковыми, слепленными из силикатного кирпича пятиэтажками, и, скрипнув тормозами, останавливается возле старой армейской казармы. На фасаде здания, поверх облупившейся штукатурки, большими кривыми буквами (будто человек, который выводил эту надпись, вникая в смысл появляющихся из-под его кисти букв, постепенно сползал вниз) написано «МОРГ».

- Пойдем девушка смотреть, - хлопает дверкой машины Зураб.

Остановившись возле двери, он изо всей силы стучит по ней кулаком. Изнутри издалека, словно из колодца, доносится хриплый мужской голос:

- Кто там тарабанит? Хватит дверь ломать! И так на честном слове держится. Да иду я, иду!

Через несколько секунд врата в усыпальницу мертвых, натужно скрипнув, распахиваются, и в кирпичном проеме предстает перед посетителями худой, с глазами навыкате, мужчина в белом, с желтыми пятнами на рукавах, халате. От него, что называется, за версту попахивает перегаром.

- Кто к нам пожаловал, - увидев Зураба, сразу же широко заулыбался он. – Снова трупик хотите посмотреть?

- Ага, - кивает Зураб. – Давай. Открывай скорее…

- Ну, у вас тут и духан! - проходя вслед за чеченцем в узкий, выкрашенный ядовито-желтой краской, коридор, морщится профессор.

- Разве это духан, - фыркает работник морга. – Сейчас в подвал спустимся, вот там будет… запах. Или это от меня, что ли, попахивает? - поворачивается он к Хинкелю с видом оскорбленного в лучших чувствах человека. – Ты на это намекаешь? Зураб! У нас, между прочим, без разрешения посторонних пускать не положено!

- Я, - тычет себя пальцем в грудь чеченец, - разрешение! Он должен посмотреть, кто девушка укусил. Понятно тебе?

- Внизу она, в холодильнике. Ее после обеда во Владивосток должны увезти. Родственникам на опознание. Хотя им лучше бы на нее не смотреть! - по бледной, с отеками под глазами, физиономии  работника морга пробегает тень.

Они спускаются в темный, тускло освещенный подвал. Тут, под землей, трупным запахом пропитано все: от стен, от пола и от потолка - отовсюду исходит тяжелый дух разлагающейся плоти.

- Не нравится? – с усмешкой посматривая на Хинкеля, улыбается мужик. – Я тоже первое время морщился. А потом ничего,  привык. Когда приспичит, быстро ко всему привыкаешь.

- Слушай, где девушка, а? – обрывает его Зураб.

- Да вот она, - стаскивает работник морга серое, в ржавых пятнах полотенце с лежащих на металлическом столе останков. - Куда положили, там и лежит. У нас они на сторону не бегают, - обнажив желтые, в коричневых бляшках кариеса зубы хохочет он.

От девушки, и впрямь, мало что осталось. Голова с вздувшимся, потерявшим всякую форму, лицом; выгнутая неестественно рука да обкушенное почти по плечи туловище с торчащим из него обломком позвоночника - вот и все, что обнаружили в куче морских водорослей случайно оказавшиеся на берегу туристы.

- Смотри! - показывает Хинкелю на останки Зураб. - Что хочешь делай, только скажи, кто ее убил.

Профессор натягивает на руки резиновые перчатки и, склонившись к столу, внимательно изучает разложенные на оцинкованном железе части трупа. Особенно его интересует позвоночник: он достает лупу и с помощью ее исследует осколки костей. Потом сует ее обратно в карман и, разочарованно вздыхает.

- Увы. Позвоночник сломан, а не перекушен пополам, поэтому нет следов зубов. А на мякоти… - трогает он пальцем лохмотья мышц, - если они и были, то уже – увы. Крабы и рачки так постарались, что сейчас не определишь, чем расчленили тело. Так что никаких следов, указывающих, кто это сделал, к сожалению нет.

- Скажешь тоже! – подает вдруг голос  хозяин подвала. - Я их, трупов разных, за десять лет, пока здесь сижу, знаешь сколько насмотрелся. Всяких привозили: и топором рубленных, и ножовкой пиленных, и бетонной плитой раздавленных. И просто так убитых, палкой по голове. Но чтобы позвоночник был оторван, не было ни разу, -  посмотрел он с вызовом на профессора, - И причина перелома тут яснее ясного: бабу эту кто-то схватил около задницы поперек туловища и так дернул, что она сама в воде на части разлетелась.

- А вы, простите, кто? Тоже морской биолог? – перебивает его Хинкель.

- Да нет, - икнув так, что даже сквозь трупный смрад явно запахло смешанным с желудочным соком, полупереваренным спиртом, осклабился работник морга. - Патологоанатом. У меня специальность такая, как огнестрельное ранение от колото-резаной раны отличить. Еще могу, например, сказать, каким методом эту девку на части расчленили.

- Вот  что, уважаемый, - раздражается Хинкель. –  Никто не ставит под сомнение ваши знания анатомии. Но нас в данном случае интересует не причина ее смерти, а следы на теле, которые могла оставить та тварь, что ее убила. Их, увы, нет. Значит, точно определить, кто это сделал, невозможно.

- Игорь Соломонович, - выходит из тени возле стены Зураб. – Так нельзя. Ты сам  вчера Саиду сказал: надо посмотреть, я сразу скажу, кто это сделал. А теперь говоришь: не могу. Нам надо точно знать, кто ее убил. Ты мне понятно скажи, это акула? – показывает на труп девушки Зураб.

- Скорее всего, да! И, похоже, огромная, метров шесть длиной, - морщится, как от зубной боли, Хинкель. – Но доказательств, что это она, на теле, увы, не осталось. Нет их, понимаешь, нет! А как я могу утверждать, что это именно акула, если следов нет? – разводит руками профессор. – Но сам подумай, кто, кроме нее, мог такое сотворить?

- Косатка разве не мог это сделать! – топает ногой Зураб.

- Нет!

- Врет он, Зураб, – вмешивается в разговор  мужчина в грязном халате. – Я, помню, по телевизору смотрел, как эти киты пингвинов жрут. Жуть! Они их из шкуры вытряхивают, как конфеты из обертки. А с тюленями что творят! Чисто садисты. Только кишки в разные стороны летят. Я человек бывалый, всякого тут насмотрелся, и то - озноб по коже. Эту даму, - кивает он на останки, - так и разделали. Это я на сто процентов могу утверждать!

-  Какие еще тюлени? Что вы придумываете!

- Слышь, профессор. Не ори. Ты тут не дома! - дыхнул на него остатками недавней попойки патологоанатом. – Ты чего хочешь узнать? - поворачивается он к чеченцу. - Что с этой бабой случилось? Говорю тебе прямо: ее под водой кто-то перекусил. Потрепал немножко, потом разорвал на части и выплюнул. Кто такое с человеком может сотворить - сам думай! Ну что? Посмотрел? – уставился он налитыми кровью глазами на Игоря Соломоновича. – Всё, вали… Зураб, гони гонорар! – оттопыривает хозяин подвала карман халата.

Получив зеленую бумажку с изображением президента,  работник морга, сразу потеряв всякий интерес к гостям, выключет в подвале свет и выпроваживает их за дверь.

- Зачем ему деньги? – хмыкнул, садясь в «Паджеро», Зураб. – Опять водка пить будет. Ну, Игорь Соломонович, что Саиду говорить будешь? Сам реши, что надо сказать, - качает головой Зураб. - Только пусть правда будет, хорошо?!

- Будем считать, что это акула, - трет свой изогнутый нос Хинкель. - Большая белая акула. Но доказать, что это она, я тоже не могу…

- Как так Саиду говорить можно? - внезапно начинает играть желваками на скулах Зураб. - Скажи лучше: не знаю.  Дальше не твое дело, дальше пусть он сам думает.

- А если Саид придет к выводу, что в смерти людей виноваты косатки? – лицо Хинкеля передергивается.

- Зачем так говоришь? – смотрит на него исподлобья Зураб. – Ты свой дело сделал, посмотрел. Теперь мы сами разберемся, что дальше надо делать. Профессор, мне косатка тоже жалко. Только я их боюсь…

Глаза чеченца на миг стекленеют. Словно машина времени переместила его в прошлое, в памяти  Зураба возникает отчетливая, будто снятая на пленку, картина. Вот он, лысый и большеухий солдат срочной службы, в обвисшей, на два размера больше, чем надо гимнастерке, стоит около огороженного бонами водного пространства, внутри которого, пуская фонтаны, плавают два исполинских, иссиня-черных, с белыми подпалинами по бокам, дельфина.

- Зураб, – обращается к нему профессор, тогда еще молодой, без скорбных морщин в уголках рта и впадин под глазами. - Перед тобой самый беспощадный хищник на нашей планете. Страшнее этого исполинского дельфина для обитателей моря никого нет. Это прирожденный охотник. Своими мощными челюстями он рвет на части даже китов. Но вот парадокс: для человека этот дельфин совершенно безопасен. Ни разу косатка не нападала на человека!..

Словно услышав эти слова, один из дельфинов, подплыв вплотную к бону, высовывает голову из воды и пристально смотрит на Зураба огромным, влажно переливающимся глазом.

- Привет, Май, - приветствует воспитанника профессор. - А в углу вольера, вон там, возле буя, Майя, его подруга.

Реагируя на свое имя, дельфин распахивает широкий, чуть ли не с метр по диагонали, рот, усеянный частоколом острых зубов. В глубине его в такт движениям головы  дергается язык. «Захочет съесть - чавкнет, и никто даже следов не найдёт», - вихрем проносится в голове солдата шальная мысль. Звучит она по-чеченски, на родном, изначально понятном ему языке. Словно иллюстрируя эту мысль, профессор берет из мешка крупную пучеглазую треску и бросает дельфину. Мотнув головой, тот одним движением проваливает ее внутрь себя, будто это не пятикилограммовая рыбина, а маленькая сардина. Затем, все так же пристально глядя на Зураба своим круглым, как теннисный мяч, зрачком, косатка вновь раскрывает влажно поблескивающую, с желтыми, чуть изогнутыми клыками, пасть.

Картина эта, возникнув в сознании чеченца, оживила давние впечатления.

- Так что Саиду говорить будешь?

- Буду настаивать, что это акула девушку убила, - поджал губы тот.

 - Понимаешь, если так скажешь, ты Саида обманешь! – стукнул кулаком об руль Зураб. – Нельзя это делать? Саид чувствует, когда его обманывают. Он тебе перестанет верить, что делать будешь? Саид к тебе приходил, ты ему сказал: девочка маленький исчезла, ее акула съел. Мы проверили, никто ее не ел. Мама, папа на берегу пьяный были, она один на матрасе плавал. Ее течением за мыс утащило, там на берег выбросило. Всю ночь одна сидела, плакала. На другой день ее нашли, привели домой. А ты говоришь – акула! Раньше тут никто твой акула не видел. В море только один животный есть, который может это сделать, косатка твой.

- Как ты можешь так говорить? Зураб, неужели ты веришь в эти сказки? - морщится профессор.

Джип резко тормозит. Чеченец подворачивает машину к краю дороги и, глядя на профессора, произносит.

- Слушай, Игорь Соломонович. Я тебя сейчас одну вещь спрошу. Только ты никому не говори. Ладно?

- Да, Зураб, да. Это что, великая тайна?

- Да нет. Просто… - шевелит пальцами в воздухе чеченец, - информация. Акула, которая людей любит кушать, какой цвет имеет? Белый?

- Да нет, - смеется Хинкель. – Нормальный у нее цвет. Серый.

- Зачем ее тогда белой зовут?

- Это, Зураб, научное название. Есть еще акула-нянька, бронзовая акула. Даже суповая акула есть. Это ведь не значит, что она в супе живет. Брюхо у белой акулы, понимаешь ли, белое. А сверху она серого, иногда почти черного цвета, потому-то ее в воде почти и не видно. А почему ты об этом спрашиваешь?

- Один человек видел, как этот рыба его напарника кушал. Мы его хорошо спрашивали, он не врал. Он в лодке был, смотрел, что под водой происходит.

- Почему ты раньше мне об этом не сказал? - всплескивает руками профессор. – Это очень важно!

- Что тебе важно? Кто водолаза кушал? Тот человек точно видел: рыба, который был под водой, белый был.  Не весь белый, может, часть белый, а часть - черный, как твой косатка. А акула, ты говоришь, темный. Почему ты уверен, что это не киты твои были?

- Ты же дрессировал их? Кормил. Ты можешь представить, что они нападают на людей?

- Игорь Соломонович, ты мне объясни, почему рыба, который человека кушал, белый был?

- Ну… - задумывается профессор. – Все просто: вода здесь, в заливе Петра Великого, всегда мутная. Вон сколько грязи после каждого шторма на берег выбрасывает. Во Владивостоке население под миллион, а там до сих пор канализацию без всяких фильтров прямо в море сливают. Человек твой эту белую тень под водой наверняка в темноте разглядывал?

- Он фонарем хорошо светил, - машет рукой Зураб. - Рыба близко возле лодки плавал. Он не черный, не серый был. Белый, понимаешь?..

- Акула, атакуя свою жертву, часто переворачивается на спину. Тогда хорошо видно ее белое брюхо. Это брюхо и мелькало под водой.

- А, тебя не поймешь, - резко дернув коробку передач, трогает джип с места Зураб. – Сначала говоришь, акулу не видно, потому что она всегда внизу. Теперь говоришь, она белый бывает, когда хочет человека кушать. Нам правду знать надо. А ты правду говорить не хочешь. Мы не можем одного тебя слушать. Другие люди другое говорят. Если они правы, а ты нет, кто тебе потом верить будет? Ты профессор, а такую простую вещь не понимаешь? Ладно, поехали!

Взревев мотором, джип выруливает на дорогу и, вздымая облако пыли, несется прочь. Остаток пути водитель и пассажир не разговаривают: один, насупив брови,  смотрит в окно, глядя на проносящиеся мимо сопки; другой, раздувая ноздри, словно принюхиваясь к постороннему запаху, жмет на педаль газа. Каждый думает о чем-то своем. Въехав в поселок, Зураб высаживает профессора возле дома и, что-то буркнув на прощанье, уезжает.

Быт местного населения, за весьма немногими исключениями, крайне незавидный. Вообще все, что вы видите в любом месте этого края, и самих жителей, и их быт, все действует крайне неприятно, в особенности на свежего человека. Результатами ужасающей нищеты, которые буквально на каждом шагу бросаются здесь в глаза, являются, с одной стороны различные болезни, а с другой – крайняя деморализация населения, гнусный разврат и апатия ко всякому честному труду. Везде встречаешь такую грязь, такую, прямо хочется сказать, неразборчивость к окружающей жизни, что невольно болеет сердце при виде всех этих явлений.

Действительно, небывалому человеку даже трудно поверить, до какой степени доходит разврат среди уссурийского населения. Здесь везде мужья торгуют своими женами, матери дочерьми, и делают это часто публично, без всякого зазрения совести. Во многих станицах можно видеть подобные личности, для которых стыд, совесть и другие лучшие стороны человеческой природы как бы не существуют. Разврат до такой степени проник все население, что нисколько не считается пороком, и на зимних вечерних сходбищах, или так называемых «вечерках» постоянно разыгрываются такие сцены, о которых даже и неудобно говорить в печати.

Н. М. Пржевальский «Путешествия в Уссурийском крае» 1870 г.

Пятнадцатая глава - здесь.