Владивосток, ИА Приморье24. Тогда постановка русской классики чуть было не обернулась политическим скандалом. Автором оперы и либретто выступил художественный руководитель театра Антон Лубченко. Он и рассказал о нюансах этой истории, а также о том, чего ждать приморским зрителям.

- Антон Владимирович, расскажите, как вам пришла идея поставить Пастернака? Ведь это такой сложный роман, в нём огромное количество действующих лиц…

- Опера была задумана давно. Я начал её писать ещё в 2008 году, но потом забросил: в театре, для которого она предназначалась, сменилось руководство и продолжать работу было нецелесообразно. И только три года спустя  я вернулся к этой опере: переработал либретто, связался с наследниками Пастернака, получил авторские право. Я никогда так долго не писал – обычно, я могу сочинять музыку даже когда стою в оркестровой яме.

- В романе  много сюжетных линий. Что именно для вас было первично вычленить, чтобы понять всю трагедию замысла Пастернака?

- Для того чтобы понять всю трагедию  замысла Пастернака не нужно слушать мою оперу – нужно почитать роман. Ни одна интерпретация никогда не станет тождественной оригиналу – это нормально, это естественно. Кроме того, в опере невозможно было на сцене вместить всех действующих лиц. Для меня первостепенной задачей было протащить красной нитью любовь Живаго. Знаете, это опера о такой «виртуальной» любви, когда еще не было ни фейсбука ни скайпа. Если вы возьмете и посчитаете, сколько конкретно дней был Живаго с Ларой – это считанные дни, и месяца не наберется. И между их встречами проходило несколько лет, войны, революции проходили. И, не смотря на всё это, именно об этой любви в наше фейсбучное время мне хотелось рассказать.

- К  чему приморским зрителям нужно быть готовым?

- По поводу  спектакля хочу предупредить заранее, это не вполне спектакль. Это полуконцертное исполнение. Делает его наш штатный режиссер Дарья Пантелеева.  Делает с учетом моих пожеланий, но конечно только то, что позволяет ситуация. Многие спрашивают, почему мы поехали в Германию ставить. Я считаю, что когда в театре ещё нет достаточного количества классики: ни Травиаты, ни Риголетто, тратить деньги на полномасшатабную постановку неоправданно. В любом случае, нужно быть готовым к Пастернаку.

- Постановка в Германии была связана с довольно-неприятной ситуацией. Можете как-то прокомментировать?  

- Знаете, об этом вообще можно достаточно много и долго говорить. У меня позиция такая: каждый имеет право на самоопределение. В Европе часто классические оперы ставятся в неком авторском видении. Но здесь есть одно маленькое но. Автор, когда пишет оперу, он туда что-то вкладывает. Я автор либретто, и когда я над ним работал, я общался непосредственно с правонаследниками Пастернака. И по просьбе Елены Пастернак я вносил туда изменения. Если я  прошу  произведение, то должен принимать эти правила игры. Но почему режиссер, когда он имеет дело с авторской партитурой, может плевать на всё,  что написано? Сильвиу Пуркарете всё сделал наоборот. Если написано, что Живаго должен умирать на пьяной свадьбе, где он читает стихи, а его никто не слушает, а люди дерутся, бросаются огурцами, Пуркарете  почему-то решил, что все люди уходят, а Живаго  остается один, сам себе пляшет, сам себе танцует. Почему в финале Лара должна выходить в образе проститутки: с порванными носками, потекшим гримом? Там совсем другая истерия, там внутренний монолог. Почему она должна идти и пить водку?  Что, русская женщина не может чувствовать без водки? Ладно, он так видит Россию. Ну тогда бы брал роман Пастернака и писал бы свою собственную оперу,  ставил бы туда собственное имя. Я готов признать, что со стороны это может быть не бездарно. Но это никакого отношения не имеет ко мне.

- Как вообще возник конфликт?

- Конфликт возник на репетиции. Я сказал Пуркарете, что если он всё это не уберет, репетиция продолжаться не будет. «Может быть, в Румынии  на каких-то интимных нежных встречах между мужчиной и женщиной принято распивать водку, но  у нас пьют чай», - сказал я режиссёру. Он ответил: «Да? Я из Румынии, но у меня другой опыт общения с русскими. Я убирать это не буду. Я режиссер. А вы дирижер – идите и дирижируйте». Тогда я сказал: «Замечательно, тогда я забираю своих солистов. Пожалуйста, спектакль без нас».  И потом уже, когда у меня брали интервью, я, в общем-то, честно сказал, что Пуркарете просто свинья.  И на следующий день в местной газете появилась статья «Конфликт за сценой», где всему этому придали политическую окраску.

- А вы считаете, что эта ситуация не является следствием культурно-политического противостояния между Западом и Россией?

- Я думаю, что это всё скорее из-за различия культуры и этики. Я, честно говоря,  не знаю, от чего отталкивался режиссер, когда просто специально делал всё поперек всему что было написано в партитуре. Может быть, это действительно от какого-то политического его видения. Может быть, это от врожденной любви европейцев к извращениям всякого рода. Но я против политизирования всего этого. Я бы политический оттенок этому не придавал. Хотя в европейских публикациях, главным моим недостатком,  как музыканта было то, что я подписал письмо в поддержку путинской позиции по Крыму. Я вот считаю, что имею право на выражение своей гражданской позиции. Но какое это имеет отношение к композиторству? А для них, если ты поддерживаешь Путина – ты плохой композитор. Вот это и называется политизирование ситуации.