Владивосток, ИА Приморье24. Уголовно-исполнительная система обычно ассоциируется с исполнением наказания для тех людей, кто оказался в местах лишения свободы. Грабители, мошенники, рэкетиры, серийные убийцы и другие, преступившие закон, годами находятся за стенами с колючей проволокой, чтобы исправиться и научиться жить в обществе, не нанося вреда.

При этом сама система подразумевает различные методы донесения этой мысли до осуждённых: воспитание, наказание, труд на производстве. Среди множества сотрудников ГУФСИН есть психологи, которые используют свои подходы для этого. Некоторые их называют «небожителями» за желание достучаться до каждого, порой даже самого опасного преступника, но это им не мешает выполнять свою трудную работу.

В преддверии празднования 25-летия психологической службы ГУФСИН корреспондент ИА «Приморье24» пообщался с двумя сотрудниками, за чьими плечами многолетний опыт психологической работы с осуждёнными: начальник межрегионального отдела психологической работы ГУФСИН России по Приморскому краю Альбиной Сидоренко и старшим психологом МОПР Анной Сыч.

- Мы все знаем профессии, о которых многие мечтают с детства: космонавт, актёр, певец, пожарный, учитель. Как же люди приходят в психологи пенитенциарной системы?

Анна Сыч: Если исходить из моего примера, то психологией заинтересовалась в старших классах. Зигмунд Фрейд был общедоступен, было интересно читать его труды. Мне ещё было интересно, как люди взаимодействуют в коллективе и все внутренние процессы. Хотелось больше об этом узнать. А уже в университете пошла на эту специальность с чётким пониманием, куда я иду.

- С каким пониманием люди идут работать с людьми, совершившими преступление?

Альбина Сидоренко: С тем же, что и обычный психолог – помогать людям. Только здесь нужны специальные знания, потому что, придя в профессию из гражданского вуза, где изучают особенности психики людей, у нас они также углублённо изучают их поведение.

Есть пенитенциарная психология, есть криминальная психология, есть определённые методы работы с такими людьми. После обучения и работы с личным составом, начинающие психологи в обязательном порядке проходят стажировку. В паре с ними работают опытные сотрудники, чтобы предупредить манипуляции со стороны спецконтингента в отношении молодого специалиста.

Нужно ещё понимать, когда специалист работает один на один с осуждённым, то младший инспектор находится недалеко - буквально за дверью. За его безопасностью могут следить и через видеокамеру, и вызвать помощь можно нажав «тревожную» кнопку, которая есть в каждом кабинете психолога.

- Был ли страх при общении со спецконтингентом?

Анна Сыч: В уголовно-исправительной системе я сначала работала с сотрудниками отдела охраны, и когда перешла в межрегиональный отдел во Владивосток была подготовлена. Страх, конечно же, был, и чувство самосохранения не отступает. У нас есть замечательные сотрудники. Они всегда рядом и ведут взаимодействие с другими службами. Если заходишь на режимную территорию с тобой всегда человек, который всегда знает как себя вести в опасной ситуации – не пустит всё на самотёк.

- Бывалые сидельцы в колониях наверняка имеют свои навыки психологического взаимодействия, бывают ли случаи давления на психолога?

Анна Сыч: Попытки манипуляции имеют место в начале службы или когда ты появляешься как новый человек в учреждении. Тебя проверяют, пытаются через комплименты переманить на свою сторону, но ты ставишь грань, что я - психолог, и, как бы там ни было, я очень толерантно к вам отношусь, но вы осуждённые и мы работаем в таком режиме. И дальнейших попыток уже не происходит.

Альбина Сидоренко: У них есть свои психологические особенности, и они ищут тех, кто мог бы их чем-нибудь помочь. Не в плане психологии, а в плане другой помощи: как правило, это пронести предметы, передать что-то на волю, кому-то позвонить. Тут ещё надо понимать, что «прокусываются» таким образом все, не только психологи. В качестве профилактики подобных ситуаций мы регулярно проводим тренинги антиманипулятивного поведения для сотрудников.

- После 25 лет существования такой профессии, выведен ли усреднённый портрет преступника?

Альбина Сидоренко: Личность преступника в литературе столько уже описана, и так, чтобы работая на «земле» был сформирован средний портрет – такого нет. Есть определённые психологические черты людей, совершивших те или иные преступления.

Например, совершившие тяжкие или очень тяжкие преступления отличаются – это, как правило, люди наиболее агрессивные, эмоционально неустойчивые. Те же, кто совершил преступления, связанные с хищением имущества - это уже адаптированные в социуме, у них хорошие адаптивные навыки, и они не создают для психолога особых проблем. Единственное, что у них чаще происходят рецидивы, потому что лечить клептоманию очень сложно.

Кто попал за совершение преступления против половой свободы и половой неприкосновенности личности более замкнутые, робкие, застенчивые. Может быть, их личностные особенности и толкают на такого рода преступления.

- Недавно во Владивостоке произошёл случай, когда мужчина, не оплативший покупку воды в магазине, зарезал охранника. Что это за люди с такой крайней степенью агрессии – на них уже можно ставить крест, или не всё потерянно?

Альбина Сидоренко: Хотелось бы сказать, что если бы у наших людей была практика обращения к психологу, как это делается на Западе, может быть они и не совершали бы преступлений. Как правило, люди, совершившие преступление, находятся в тяжёлом эмоциональном состоянии и у них много негативных эмоций и реакций.

Взять ружьё и пострелять по людям. Что движет человеком в такой момент? Когда с ним потом работают, то выясняется, что что-то произошло внутри. Либо родители, либо близкое окружение, либо одноклассники. Если бы с ним работали в процессе и знали бы его проблему, и он бы обратился к специалисту, ему бы помогли убрать этот груз с плеч.

- За время работы со спецконтингентом появляются ли те, кому особенно хотелось помочь, а когда они выходил на свободу, узнать их дальнейшую судьбы?

Анна Сыч: Каждый человек уникален и по-своему интересен для психолога. Именно отслеживать их дальнейшую жизнь – такого не было. Причина тут в том, что не все они из Приморья, многие к нам поступают из других регионов.

Иногда случайно встречаем человека, отбывшего наказание. Он подходит, называет по имени-отчеству, говорит слова благодарности. Бывают такие случаи, когда осуждённые, выйдя на свободу, просто терялись – для них это выход в никуда. А есть и те, кто попадает к нам снова со словами «здравствуйте, я вернулся».

Альбина Сидоренко: Результат нашей работы очень отдалённый и увидеть его сразу мы не можем. Чаще после завершения работы видишь, причём не важно, сотрудник это или осуждённый, что на данный момент он стал уверенней в себе. Пример хорошей качественной работы пенитенциарного психолога, это когда несовершеннолетние после консультации или коррекции в экстремальной ситуации для осуждённого безбоязненно выходят из карантина в отряд.

Ему сложно, он испытывает страх, и он не знает, что будет дальше, но когда он понимает, что специалист придёт к нему на помощь в любой момент времени, конечно, чувство удовлетворения от профессии больше, чем получаемая заработная плата.

- В последние годы чаще появляются новости о педофилах. Становится ли их больше, или об этом просто стали чаще писать СМИ?

Альбина Сидоренко: Я бы не сказала, что их становится больше – их и раньше было достаточно. Может просто сейчас стали давать широкую огласку таким преступлениям. Они были и раньше, и были достаточно жестоки и ужасны.

Это определённого рода отклонения, которые связаны со смещением объекта полового влечения. Для нормального психологически здорового человека партнёр половозрелый, противоположного пола. Когда же идёт смещение на детей – это уже определённого образа патология и зачастую коррекцию просто нельзя провести.

- Бывают районные различия в краевой криминальной среде? Эдакий районный менталитет среди преступников?

Альбина Сидоренко: Я бы не сказала, что по регионам как-то различается криминальный менталитет. Тем более, что криминальные субкультуры одинаковые по всей России. На Дальнем Востоке, конечно, идёт очень большое скопление исправительных учреждений. Может это так исторически сложилось: Сахалинская каторга, Магаданская ссылка, колонии в Приморском крае.

- Есть ли у нас особенности работы УИС по Дальнему Востоку?

Альбина Сидоренко: Нет, региональных различий в работе нет. У нас есть 9 межрегиональных отделов и каждый обслуживает свою территорию. Вместе с коллегами я периодически могу обсудить рабочие моменты в группах или по телефону. Получается такой консилиум – постоянно обмениваемся опытом.

Анна у нас плотно сотрудничает с коллегами с ярославского межрегионального отдела. У нас есть отдел, который разрабатывает и делает для нас программу «Психометрик эксперт». Сейчас тот же тест «Роршаха» уже не применяется, на помощь приходят современные технологии.

- И как по ней работают психологи?  

Альбина Сидоренко: Программа для компьютеров, содержит более 650 методик, разбитых на блоки. Под каждую цель работы выделен определённый набор методов. Сейчас уже не надо что-то искать в своих тетрадных записях, учебниках. Специалист заходит в программу, выбирает определённый набор, с которым он будет работать – эта программа построена на 25-летнем опыте.

Допустим для осуждённых, склонных к суициду, есть определённые подходы к работе и ими пользуются все психологи в России. Психолог заносит данные, машина их обрабатывает и составляет психологический портрет. Наш труд уже унифицирован.

Анна Сыч: Я сама в разработке не принимала участие, но прошла обучение и могу преподавать по ней. Я тесно взаимодействую по внесению некоторых корректировок, как человек, уже конкретно с работающий с осуждёнными.

- А нет ли людей, кто работал по старой школе, по бумагам, критикующих такой программный подход?

Альбина Сидоренко: У молодёжи сейчас всё по-другому. Они быстро осваивают новые технологии и пускают их в работу. Я, как человек с 15-летним опытом, использую только мной проверенные методы. Я им доверяю, потому что они работают. В свою очередь мне импонирует, что молодёжь использует новые технологии. Это действительно делает труд психолога удобней.

Они используют и психокоррекционное оборудование: «Новопро», «Интелпульс». Это специально разработанные лицензированные приборы, которые снимают стресс, помогают расслабиться, снять напряжение. Прибор «Новапро» при помощи биноуральных звуков и встроенных в него светодиодов за 25-30 минут может ввести человека в состоянии медитации и выровнять его тета-ритмы.

- Были ли люди с серьёзными отклонениями – те, кому уже не может помочь психолог?

Анна Сыч: На третьем году службы я работала с людоедом. Осуждённый был невменяемым и должен был этапироваться в специальное учреждение. Он нормально беседовал, и если бы не его взгляд, то можно было бы сказать, что он адекватный. В завершение он спросил: «А вы знаете, что самое вкусное в человеческом теле?..», но я как-то не спешила получить такое знание. После того, как я уже закончила с ним работу, у меня постфактум пришло осознание, что я для него фактически была… как в мультиках порой показывают, когда хищник видит свою жертву уже запечённой курочкой.

Альбина Сидоренко: Это уже патология, которая должна лечиться врачами-психиатрами. Как говорят в нашей профессии, когда мы встречаем людей с отклонениями: «Здесь работаю я, а дверь к психиатру - напротив». Это уже другая область деятельности.

- Наверняка тяжело после разговоров с осужденными, остаётся груз того человека, с кем ты общался. Как удаётся уходить от этого?

Альбина Сидоренко: Накладывается специфика профессии, и, конечно, молодой специалист, который хочет спасти весь мир, всё через себя пропускает, изначально рискует очень сильно подорвать своё здоровье. В любой профессии, а тем более в психологии, есть понятие профессиональная деформация, и у психологов пенитенциарной системы очень высок риск её получить.

Тут важно вести здоровый образ жизни. И я не про здоровое питание или физические упражнения. Это больше о внутреннем, мыслительном образе жизни. Со временем психолог обучается просто запрещать себе об этом думать. В определённые моменты профессиональной деятельности начинаешь разбираться, почему так с человеком произошло, особенно если произошёл суицид, что его толкнуло на такой шаг. Это тяжело эмоционально, и нас в вузах учат уходить от этого, потому что у нас есть и своя жизнь.

Ну и у нас есть оплачиваемый отпуск, мы стараемся его проводить где-нибудь за городом, есть санаторий, и не зря у нас пенсия наступает через 12,5 лет. Человек сознательно выбирает эту профессию, и он должен понимать, куда он приходит.

- Часто приходится контактировать со священнослужителями?

Альбина Сидоренко: Конечно, среди осуждённых есть верующие, регулярно посещающие церковь. В прочем, и среди них основном люди, кто ходит и туда, и к нам. В чём здесь принципиальное отличие – священники предлагают искать утешение в Боге, мы же – утешение внутри себя. Психолог старается найти рациональное эго, ограждающее осуждённого от дальнейших неправильных шагов. Мы стараемся помочь человеку найти ответ внутри себя. Поэтому бывает, хоть и редко, священники недолюбливают нас, потому что они – к Богу, мы – к себе.

Анна Сыч: В моей практике контакты со священнослужителями были только положительные. Психологи изначально советов не дают, потому человек должен прийти к решению проблемы сам. Я учу человека брать ответственность за свой выбор и отвечать за него.

- Почему практика психологов в пенитенциарной системе появилась относительно недавно? Всего 25 лет назад. Неужели раньше такая практика не была нужна?

Альбина Сидоренко: Если говорить об истории, то, конечно, пенитенциарные психологи были и раньше, просто мы говорим о дате, когда создался отдел. Наряду с воспитателями и социальными работниками, мы те, кто помогает осуждённым в процессе ресоциализации, в работе со своими страхами и комплексами, встать на путь исправления, независимо от того, какие преступления они совершили. У остальных служб другие задачи, не менее важные. Мы работаем со всеми личностями, и когда у них очень тяжёлые преступления, я говорю своим коллегам так: вы не читайте его дело, а идите к нему, как к человеку. Вы обязаны оказать ему помощь – это ваши профессиональные обязательства. Нужно без предвзятого отношения подходить. Можно потом почитать его дело, посетовать какой он нехороший, как мог совершить это. Если специалист грамотен, он пытается скорректировать их и понять, отчего оно произошло.

- Для психолога пенитенциарной системы все люди - изначально хорошие?

Альбина Сидоренко: Да. Вначале все люди хорошие. Я своим подчинённым даю такую установку: «Даже в каждом маньяке есть что-то хорошее, постарайтесь это найти».

- 2 сентября вы отмечаете 25-летие вашей профессии. Бывает ли такое, что вас поздравляют осуждённые?

Анна Сыч: Осуждённые всегда подготавливают номера к праздникам. Это могут быть песни, творческими номерами, стенгазеты, рисуют открытки. Так что в таком формате конечно поздравления есть, но это будет на местах, в учреждениях.

- Как будете праздновать своим коллективом?

Альбина Сидоренко: Мы подали 7 ходатайств в наш центральный аппарат на награждение благодарностями, почётными грамотами и знаками директора ФСИН России. Ещё одно ходатайство подали на присвоение специального звания выше занимаемой должности. На местном уровне будет Приказ об объявлении благодарностей. Ну и мы подготовили фильм о 25-летней деятельности службы. Обязательно его посмотрим.