Культура современной речи – вопрос неоднозначный, вызывающий жаркие дискуссии, но всегда актуальный. В День филолога доцент кафедры русского языка и литературы Дальневосточного федерального университета, руководитель образовательной программы «Филология (русский язык и литература)» Восточного института — Школы региональных и международных исследований ДВФУ, кандидат филологических наук Наталья Милянчук рассказала корреспонденту РИА VladNews о состоянии современного русского языка, профессии филолога и особенностях приморского региолекта.

– В нашей стране традиционно проводятся мероприятия, посвящённые Дню славянской письменности, но практически ничего не сообщают о Дне филолога, который празднуется на следующий день – 25 мая. В ДВФУ есть традиция отмечать этот праздник?

– День славянской письменности – это праздник всего славянского мира. Естественно, он представляет важный информационный повод. А день филолога – это профессиональный праздник достаточно узкого круга людей. К сожалению, в конце мая преподавателям не до праздников – идёт подготовка к защитам курсовых и дипломных работ, к сессии. Это у нас самая горячая пора, поэтому мы праздники особо не отмечаем. Вместе с тем в этот день нас регулярно приглашают поговорить о филологии, например, в радио- или телеэфире. Это сейчас очень востребованная тема. Лет двадцать назад, наоборот, приходилось оплачивать информационную поддержку филологических конференций. А сейчас ситуация в корне изменилась – журналисты активно участвуют в Тотальном диктанте, в мероприятиях, связанных с русским языком как иностранным. А почему? Потому что и телезрители, и радиослушатели, и читатели прессы, и пользователи Интернета хотят об этом слышать, читать, хотят это обсуждать.

– Это связано с проблемами культуры речи? Сейчас очень много говорят о том, что речь людей обеднела.

– Я бы поставила вопрос по–другому. Нужно говорить не о том, что люди испытывают негативные эмоции по поводу состояния русского языка, а о том, что они почувствовали к нему настоящий интерес. С чем это связано? Могу высказать некоторые предположения.

В постсоветскую эпоху наша страна пережила глобальные политические и экономические преобразования. В тот момент, конечно, людям было не до русского языка и вообще не до духовности, нужно было просто выживать. Потом материальные проблемы более или менее разрешились, и в такой ситуации любого нормального человека начинает тянуть к чему–то нематериальному: появляется интерес к культуре, искусству. В том числе мы стали обращать внимание на состояние родного языка. В 1990-е годы по телевизору стали показывать трансляции из Государственной думы. Услышав, как говорят депутаты, люди испытали шок. Стало казаться, что русский язык катится в пропасть. А на самом деле это речь определенной части населения, скажем мягко, оставляла желать лучшего.

Сейчас я часто слышу мнение, что, мол, люди стали гораздо безграмотнее, чем, например,  40-50 лет назад. Не могу с этим согласиться. В советские времена письменная речь проходила через жесткие фильтры, и это было связано не только с идеологией. Следствием этого было и то, что материалы очень тщательно вычитывались, для этого газеты и журналы имели штат квалифицированных корректоров и литературных редакторов, поэтому печатный текст всегда соответствовал нормам литературного языка. И люди понимали: если что–то опубликовано – это образец, можно на это ориентироваться. После перестройки поток печатной продукции увеличился, а на корректуру не было ни средств, ни сил. В тех же газетах часто работали непрофессионалы либо вообще корректоров не было.

По сравнению с тем периодом, мне кажется, наша речь в целом стала гораздо лучше. Конечно, речевые ошибки люди допускают. Но я бы не сказала, что вижу какую–то деградацию или упадок. Кроме того, с появлением Интернета мы получили безграничный массив печатных текстов, выставленных для всеобщего обозрения, который далеко не всегда вычитывается не то что специалистами, а даже и самими авторами. В итоге пользователи получают контент, который приводит их в недоумение. Есть люди с особым складом характера, которые трепетно к таким вещам относятся. Конечно, в результате у многих возникает вопрос: «Куда катится русский язык?». Но на самом деле, я вас уверяю, люди в целом не стали менее грамотными. Просто даже самые грамотные люди допускают ошибки, и для того чтобы эти ошибки не попадали в «опубликованную» речь, нужны корректоры и редакторы. А поскольку их не хватает, в итоге мы получаем такую картину, которая очень расстраивает.

– Существует мнение о том, что сетевое общение и общение с помощью мессенджеров очень упрощает речь, людям становится сложнее общаться лично.

– Безусловно, в социальных сетях или WhatsApp мы общаемся в разговорном стиле, который подразумевает спонтанную, очень быструю речевую реакцию в письменном виде. Я тоже активный пользователь Интернета, и у меня есть правило: прочитай то, что ты написал, прежде чем отправить. Но все равно проскальзывают опечатки. А большинство людей как зачастую поступает? Они печатают, не глядя, и так же, не глядя, отправляют, потому что им кажется, что надо отправить сообщение как можно быстрее. И такие сообщения появляются, например, в публичных чатах, которые читает большое количество людей. Отсюда и выводы о проблемах русского языка, хотя это проблема не языка, а его носителей, проблема воспитания, образования, в конце концов ответственности личности.  

– На ваш взгляд, каким–то образом можно решить существующие проблемы?

– Я уже сказала о необходимости поддержания и развития системы корректуры и литературного редактирования, особенно остро эта проблема стоит в Интернете. Это как раз одна из точек приложения профессиональных умений филологов: они могут как создавать контент для сайтов, так и приводить его в соответствие с языковыми и стилистическими нормами.

Обязательно нужно вкладывать деньги и ресурсы в подготовку филологических кадров – не только корректоров и редакторов, но и преподавателей и школьных учителей. Сейчас нередко можно видеть, что русский язык или литературу где-нибудь в глубинке преподаёт учитель, который вообще-то является специалистом в другой области. Причём пенять на это даже язык не поворачивается, потому что школы выходят из ситуации, как могут, в сельской местности, да и в городах, учителей катастрофически не хватает.  

Ну и, конечно, нужно дать возможность обычным людям учиться языку. Например, у нас перед Тотальным диктантом во Владивостоке на трёх площадках проводились бесплатные подготовительные курсы. Вы не представляете, сколько было желающих их посещать. Причем контингент был самый разный: молодые люди – студенты и школьники, очень много было женщин пенсионного возраста, приходили мужчины от 30 до 40 лет, не так массово, конечно, но приходили. Это уже даже стало типичным явлением, когда мужчина, что называется, «активного возраста» приходит писать Тотальный диктант. Причина в том, что он считает грамотность необходимым условием, признаком собственной состоятельности, хочет проверить свой уровень, а если результаты диктанта его не удовлетворяют, он приходит на курсы – для того чтобы свою грамотность повысить. Это, конечно, особый мотив, больше связанный с амбициозностью, но он тоже хорош, на мой взгляд.

Тотальный диктант – это, конечно, прорывной проект. Он не только решает задачу повышения речевой культуры в нашей стране, но и делает очевидной потребность людей в таком повышении. Если в 2017 году во Владивостоке диктант писало 1800 человек, то в 2018 году, когда наш город стал столицей Тотального диктанта, было уже 2780 участников. Поэтому я и говорю, что нам необходимо развивать систему языкового образования и профессиональных кадров, и просто всех желающих.

– Как бы вы оценили уровень подготовки поступающих на направление «филология»? Насколько вообще популярна специальность филолога?

– Знаете, те же двадцать лет назад мы испытывали трудности с набором студентов. В последнее же время абитуриентов много, они имеют высокие баллы, но что особенно приятно – на русскую филологию они поступают сознательно. Вообще, что бы мы ни говорили, а профессия филолога, преподавателя в нашей стране во все времена пользовалась уважением. Да, она не всегда была в числе престижных профессий, но русский человек всегда испытывал и испытывает особое отношение к знатоку родного языка и литературы, к специалисту-словеснику.

Сейчас модно ругать ЕГЭ, а на самом деле у него есть плюсы. Один из них – это то, что выпускники обязаны твёрдо усвоить нормы ударения, словоупотребления, образования грамматических форм, потому что на экзамене выполняются задания, связанные не только с орфографией и пунктуацией, как было раньше, а именно с нормами устной речи.

В последние десятилетия в вузах преподаётся курс русского языка, обязательный для всех программ, преподаватели нашей кафедры ведут занятия, например, и в Школе биомедицины, и в Инженерной школе ДВФУ. Хочу сказать, что многие ребята достаточно хорошо подготовлены, потому что они шли в вуз с очень высокой конкуренцией и добросовестно готовились к ЕГЭ.

– Сейчас интерес вызывает вопрос о специфике языка жителей Приморского края. Вам, наверное, его часто задают?

– Да, это очень популярный вопрос. Не скажу, что у нас в крае или на Дальнем Востоке существует язык, который принципиально отличается от русского языка в целом. Но, конечно, есть особенности, связанные именно с проживанием в Приморье. Региональный вариант современного языка принято называть региолектом, его основными единицами являются регионализмы и локализмы. Регионализмы – это слова, используемые на определённой территории, локализмы – слова, прикреплённые к конкретному месту. Самые расхожие примеры дальневосточных регионализмов – это «сопка», «падь», «распадок», «ключ» в значении «ручей».

Поскольку такие слова активно используются в нашей речи, мы можем даже не задумываться о том, что в других частях страны их не употребляют или используют в другом значении.

Возьмём, к примеру, слово «корень» - оно всем известно. Но только дальневосточники знают, что «корень» может означать «женьшень» и что от него образованы такие слова, как «корневать» - добывать, искать женьшень, «корнёвщик» - тот, кто это делает, «корнёвка» - сам процесс или сезон, когда женьшень добывают. Вот это мы и называем регионализмами.

Есть слова, известные только жителям Приморского края. Те же «очкура (очкуры)», получившие широкую известность благодаря Василию Авченко, - слово, обозначающее отдалённые районы города. Во Владивостоке оно используется регулярно, а, например, москвичи, услышав его, не поймут, о чём идёт речь.

Специфику нашей речи определяют многие факторы – близость границы, моря, тайги. У нас очень много заимствований из китайского, корейского, японского языков. Особая фишка Владивостока – это автомобильный жаргон, включающий, в частности, неформальные названия автомобильных марок – «паскудик», «хорёк», «сайра» и т.п.

К региолекту можно отнести и топонимы – географические названия, в частности неофициальные названия городских объектов. У нас это – «набка», «Спортивка» и другие. Такие названия, конечно, не являются нормой, но это живой язык, особая сфера устного неформального общения. Кстати, название «Спортивка» я даже видела на рекламной вывеске, а это уже показатель. Названия – это вообще прекрасный источник лингвистического материала. Например, из названий различных компаний Владивостока можно увидеть, что все мы очень любим море и тайгу.

Региолект по своей сути – это такая живая стихия, в которой все процессы проходят очень активно, и можно наблюдать, что такое язык, как он работает сам по себе, не скованный нормами,  и как люди бессознательно удовлетворяют свои коммуникативные потребности, придумывая и создавая новые названия.

– Существует какой–либо словарь регионализмов?

– Наши коллеги из Магадана такой словарь выпустили. Но этот словарь не рассчитан на широкую аудиторию, он имеет скорее учебное назначение и используется внутри научного сообщества. Нам такой словарь, конечно, тоже нужно составлять, но эта работа очень сложная и кропотливая, она может длиться не один год. К тому же региональная лексика быстро изменяется. Можно составлять словарь пять лет, выпустить и понять, что многие слова уже не используются, зато появилось много новых. В любом случае такой словарь когда–нибудь будет.

– Сейчас активно используется такое понятие, как «экология языка». У нас в школах и вузах что–то подобное преподаётся?

– У нас преподаётся курс «Культура речи». Вообще понятие экологии языка было выработано и стало популярным в конце 1990-х – начале 2000-х годов, когда в нашем обществе было ощущение, что русский язык если не гибнет, то подвергается ужасному «загрязнению», его нужно срочно спасать, бороться за его чистоту. Вот тогда и возникла красивая идея экологии языка. Собственно научное и учебное воплощение этой идеи – это теория культуры речи, имеющая чётко разработанный понятийный аппарат и методическое наполнение. А на самом деле не важно, под каким лозунгом мы будем заботиться о том языке, на котором говорим, – под девизом экологии языка или под знаменем культуры речи. Главное – понимать, что судьба родного языка зависит только от того, как используем его мы – обычные русские люди.

Виктория Кашина